Среди постоянных клиентов была и своя элита, размещавшаяся за первым от входа столиком. Здесь стояла солидная публика, имевшая за плечами по несколько ходок* на зону, разрисованная татуировками и чтившая воровские законы. Попадались, правда, и просто пьяницы, но они были не в авторитете и бегали на подхвате у блатных за глоток пива.

Во главе этого пивного братства стоял «основной». Основные, как правило, надолго не задерживались, они садились и менялись где-то раз в полгода. Основной находился в курсе всех событий в баре, без его разрешения не происходил ни один гоп-стоп, и раз в неделю он сам должен был опустить какого-нибудь лоха для поддержания своего "статус кво". За пять лет, что Кивинов работал в отделении, сменилось примерно девять основных. Последний, сорокалетний папа Гена, получив восьмую судимость, сел два месяца назад за нанесение ножевых ранений. На смену ему пришел молодой Геннадий Газонский, по кличке Зубр, имевший в свои двадцать пять лет три судимости за тяжкие преступления, а также свирепый вид и крепкие кулаки. Лет пять назад, придя на службу, Кивинов хотел сам внедриться в "пивную элиту" и даже купил для этого длинноволосый парик. Но ничего не вышло – после пары посещений все моментально поняли, что он мент, так как даже в своем парике он выглядел среди блатных как апостол Петр на проповеди у мусульман. Хорошо, что хоть ребята с пониманием отнеслись к творческому порыву молодого опера, и когда тот так вжился в роль, что уже не двигал ногами, по причине изрядных количеств выпитого им пива, они водрузили его на свои плечи, донесли до отделения, положили на лавочку, туда же бросили его парик, проверили, на месте ли удостоверение, и вернулись в бар. Авторитет милиции в то время был еще высок, и никому не хотелось портить отношения с новым опером, в ведение которого передавался "Мутный глаз".

Торжественной встречи по поводу посещения Кивиновым пивбара организовано не было. Он зашел с черного хода, покручивая в руке телескопическую дубинку. У Кивинова была информация, что Зубр таскает с собой пугач, и он решил опровергнуть эту нелепицу. Первый стол с азартом резался в «коробок», но стоило только Кивинову появиться в зале, как все головы автоматически повернулись на девяносто градусов и по пивбару волной прокатился недовольный шепоток. Зубр вышел из-за стойки и подошел к Кивинову.

– Здорово, начальник, что-то давно не заглядывал. Ищешь, что ль, кого?

– Привет, Геннадий. – Кивинов никогда не называл блатных по кличкам в общественном месте – издержки воспитания. – Ищут вшей или грибы, а я разыскиваю. А вообще-то, есть у меня к тебе любопытный интерес…

– Какая падла, что ль, настучала?

– Зачем же так грубо, Гена? Мне не стучат, а информируют. Причем вполне добропорядочные граждане. Ты от Надьки давно ушел? – Кивинов решил позаговаривать Зубру зубы.

– Тебя так волнует моя половая жизнь?

– Да нет, я просто так спросил.

– Знаю я ваши вопросы; чуть что лишнее брякнешь, так сразу дело шьете.

Кивинов сунул в рот спичку.

– Ты же знаешь, я к тебе отношусь нормально. Так вот, для закрепления наших дружеских отношений я бы предложил тебе выложить все из своих карманов на этот симпатичный столик. – Кивинов кивнул на покосившуюся стойку.

– Не имеешь права, начальник, – вдруг побледнел Зубр.

– Давай, давай, не капризничай, а то придется мне искать самому, и в результате кое-кто из нас окажется на пятнадцати сутках. И есть у меня такие подозрения, что этим человеком буду не я.

Зубр отработанным неуловимым движением сунул руки в карманы и тут же вынул, показав их Кивинову.

– На, смотри. – В руках, кроме татуировки на ладонях, повествующей, что "вихри враждебные веют над нами", ничего не было, а на лице Зубра уже играла улыбка. В результате этой нехитрой процедуры к ногам Газонского что-то упало. Кивинов посмотрел вниз.

Если бы сейчас в зал "Мутного глаза" вошел сам Пол Маккартни или же Газонский начал бы декламировать Шекспира, Кивинов и то бы меньше удивился. Он с силой вернул отвисшую челюсть в исходное положение и чуть не проглотил спичку. На полу лежала заточка из напильника с зеленой изолентовой ручкой, оплавленной в духовке и обточенной под пальцы. Заточка была однояйцевым близнецом той, что застряла в шее таксиста. Вихрь версий пронесся в голове инспектора, начиная с того, что эксперт мог по пьяни потерять заточку в баре, и кончая тем, что Зубр режет таксистов. На обсуждение всех версий с самим собой ему хватило двух секунд.

– Твоя? – прохрипел Кивинов.

– Нет, – развел руками Зубр.

– Подними!

– Ты что, начальник, чтобы я приговор свой с пола поднял? – процитировал Зубр реплику уголовника из одного известного фильма. – Это ж двести восемнадцатая.

Политические наблюдатели с первого стола подошли к Зубру и молча уставились на Кивинова.

– Никто ничего не видел. И штука эта тут уже с неделю валяется, – разглагольствовал Зубр. – Правда, мужики?

– Отвечаем за базар! – раздался как по команде нестройный хор голосов.

– Ладно. – Кивинов выплюнул спичку и поднял заточку. Вытянуть Зубра из бара в окружении его кодлы Кивинову одному было не под силу – тот бы просто сбежал по дороге, после чего месяцок отсиделся бы где-нибудь, пока страсти не улягутся, – так поступали все судимые. Но и время сейчас упускать было нельзя. Окинув бар опытным взглядом, Кивинов не встретил ни одного понимающего лица. На него со всех сторон смотрели злобные, опухше-небритые рожи. Случайно взор его упал на оставленный на первом столике коробок.

– Сыграем? – кивнул Кивинов Зубру.

– С тобой? – ухмыльнулся Газонский, несколько удивленный подобным предложением. – Ну, давай. Только учти, мы играем на наличные.

– Будут тебе наличные. – У Кивинова в кармане лежала оставшаяся до получки сотня. – Сначала выиграй.

Зубр повернулся к столу, одним широким жестом смахнул с середины пустые кружки и встряхнул коробком. Кивинов встал напротив, взял у одного из блатных кружку с пивом и со смаком отхлебнул.

– Эй, начальник, а у меня желтуха.

– А у меня бытовой сифилис, – не глядя парировал Кивинов.

Зубр легким щелчком пальца подкинул коробок, который с первой же попытки встал на торец. По залу прокатился одобрительный шепоток.

– Ты бы стал чемпионом мира, – заметил Кивинов, – да вот преступная среда мешает тебе реализовать свои возможности.

Последующие щелчки были столь же успешными. Зубр и в самом деле был профессионалом. Набрав очков восемьдесят, он остановился и передал коробок оперу:

– Ну, начальник, покажи класс.

В студенчестве Кивинов и сам любил «постучать» на лекциях, но отсутствие постоянных тренировок все же сказалось, и, набрав очков двадцать, он выкинул «прогар». Стоявшие вокруг тут же принялись отпускать в его адрес остроты, но Кивинов не обращал на них никакого внимания, ему нужно было совсем другое.

– Не везет тебе сегодня, начальник. – Довольный Зубр двумя ударами довел партию до конца.

– Зато ты у нас везучий, Гена. – Кивинов достал сотню и прижал ее кружкой. "Потом с оперрасходов возьму", – решил он. Зубр же окончательно успокоился – в глазах собутыльников он поднялся на недосягаемую высоту.

– Ну хоть сигареткой тогда угости, по случаю выигрыша-то, – обратился к нему Кивинов. Зубр достал из кармана пачку «Винстона», выбил две сигареты и протянул одну из них Кивинову, после чего они вышли в тамбур, где на заблеванной стене красовалась надпись "Место для курения". Блатные остались в зале и вновь начали резаться в «коробок», обсуждая сыгранную партию.

– Дорогие сигареты куришь, – улыбнулся Кивинов Зубру. – На какие шиши?

– В «коробок» выиграл, – усмехнулся тот. Кивинов выжидал, и как только ничего не подозревавший Газонский оказался рядом с черным ходом, который по счастливой случайности располагался напротив курилки, Кивинов резко втолкнул его в дверь и прыгнул за ним.

– Извини, генацвале, по глазам вижу, ты просто горишь желанием посетить 85-е отделение, да сказать вот только стесняешься.